М.М. Шумилов. "Торговля и таможенное дело в России: становление, основные этапы развития (IX-XVII вв.)"

В рассматриваемый период постоянные княжеские доходы по-прежнему состояли из пошлин торговых, судных и доходов с земельной частной собственности. При этом князья московские и тверские в договорных грамотах XV в. обыкновенно требовали друг от друга, чтобы мыты состояли в следующих сборах: «...с воза пошлины деньга, с человека косток деньга, если кто поедет без воза, верхом на лошади, но для торговли, платить деньгу же; кто утаится от мытника, промытится, тот платит с воза промыты шесть алтын да заповеди столько же, сколько бы возов ни было; промыта состоит в том, когда кто объедет мыт; если же кто проедет мыт, а мытника у заставы (завора) не будет, то промыты нет; если мытник догонит купца, то пусть возьмет свой мыт, но промыты и заповеди здесь нет. С лодьи пошлина: с доски два алтына, со струга алтын. Тамги и осмничего берется от рубля алтын; но тамга и осмничее берется только тогда, когда кто начнет торговать; если же поедет только мимо, то знает свой мыт да костки, а других пошлин нет; если же кто поедет без торгу, то с того ни мыта нет, ни пошлин».¹⁵³ В договорах же XV в. князей московских с рязанскими фигурировали другие таможенные пошлины, практика взимания которых тоже освящалась стариной: «А мыта с воза и в городех денга, а с пешехода мыта нет; а тамги и всех пошлин от рубля алтын, а с лодьи с доски по алтыну, а с струга с набоем два алтына, а без набои денга; а со князей великих лодей пошлин нет».¹⁵⁴

С.М. Соловьев обращал внимание на то, что местные власти были постоянно озабочены беспрепятственным перемещением товаров по удельным землям, впоследствии составившим территорию Московского государства. Действительно, в сохранившихся договорах Великого Новгорода с князьями тверскими и московскими неизменно содержались формулировки: «А гости нашему гостити по Суждальской земли без рубежа, по Цареве грамоте», «А сужьдальскому гости гостити в Новгороде без рубежа, бес пакости», «А гостю гостити всякому с обе стороне, путь чист без рубежа» ит.д.¹⁵⁵

В договорах между собой великие князья Северо-Восточной Руси выговаривали то же самое.¹⁵⁶ Так, в договорной грамоте великих князей Дмитрия Ивановича Московского и Михаила Александровича Тверского (1368) говорилось: «А гостем и торговцем Новагорода Великого и Торжку и с пригородей дати ти путь чист без рубежа сквозь Тферь и Тферские волости». В договорной грамоте великого князя Василия Васильевича Московского с великим князем Борисом Александровичем Тверским (1451) также отмечалось: «А межи нас людем нашим и гостем путь чист без рубежа; а кто учинит рубеж <...> рубежчика <...> по исправе выдати».¹⁵⁷ В договорных грамотах Москвы с Новгородом (1380), Рязанью (1382), Тверью (1396) везде было установлено «гостю гостить без рубежа, мыты держать прежние».¹⁵⁸ Все это говорит о стремлении русских княжеств к упразднению таможенных границ и созданию на северо-востоке Руси «единой таможенной территории».¹⁵⁹

Русские великие князья также распространяли условия о «наибольшем благоприятствовании» в торговле и таможенном обложении на великое княжество Литовское. Так, в мирном договоре великого князя тверского Бориса Александровича с великим князем литовским и королем польским Казимиром (1449) говорилось: «А людем нашым, гостем, поити путь чист, без рубежа и без пакости. А пошлины имати з наших людеи у Смоленску, у Витебску, в Киеве, в Дорогобужы, у Вязме, по всему твоему великому княженью, по давному, а нового не примышляти. А по моеи отчыне, великого князя Борысове Тверского, во Тверы, в Кашыне, на Городку, в Зубцеве, по всему моему великому княженью, с вашых людеи пошлины имати по давному, а нового не примышляти».¹⁶⁰

Новгород и Псков имели аналогичные договоры с ливонскими и ганзейскими городами. Участвовали в их заключении и северо-западные русские города — Смоленск, Полоцк и Витебск. Причем если в одних случаях договоры эти распространялись на все три области, то в других Смоленск заключал их отдельно от Витебска и Полоцка, раньше оказавшихся под властью Литвы, вступавшей в самостоятельные договоры с Ригой. Так, смоленский князь Александр Глебович около 1300 г. писал в Ригу: «Како есте были в л[юб]ви с отцем моим Глебом <...> тако будете и со мною в любви. А яз тоеже любви хочю с вами. Гость ко мне пущаите, а путь им чист».¹⁶¹ По договору между новгородцами и норвежцами (1326), норвежские купцы получили право свободного и беспрепятственного приезда в Новгород и Заволочье.¹⁶²

Бросается в глаза однородность основных договорных обязательств сторон, что во многом обусловливалось нормами Правды Русской. И.Э. Клейненберг в этой связи отмечал, что «при заключении договоров с немцами русские всегда стойко оберегали нормы своего обычного права и очень редко допускали проникновение в свои конвенции элементов немецкого права».¹⁶³

Одновременно великие князья заключали сходные договоры («условия») со своими удельными князьями о сохранении старых пошлин: «А мне великому князю, — говорилось в договорной грамоте великого князя Ивана Васильевича Рязанского с младшим братом князем Федором Васильевичем (1496), — новых пошлин не замышляти; а тебе, брате, в своей отчине новых пошлин не замышляти; а ведати пошлины по старине».¹⁶⁴

Несмотря на взаимные обязательства, в удельное время князья не останавливались перед введением новых таможенных пошлин и сборов вследствие увеличения денежных требований со стороны ханов или в результате прямого их повеления.¹⁶⁵ При этом, как полагал Е.Г. Осокин, привязанность князей к «старине» проявлялась в том, «что новые пошлины никогда не приводимы были в связь и согласие со старыми, так что между таможенными пошлинами с течением времени должны были появиться налоги, падавшие под различными названиями на одно и то же действие, на одну и ту же операцию перехода предмета к потреблению».¹⁶⁶ Факт отсутствия во взаимных договорных грамотах князей московской линии всякого упоминания о таможенных пошлинах позволил Ю.А. Гагемейстеру утверждать, что «они в целом великом княжестве взимались на одинаковом основании и что удельные князья не имели права делать никаких в сем отношении перемен».¹⁶⁷ Е.Г. Осокин же, возражая Ю.А. Гагемейстеру в этом вопросе, резонно полагал, что обычай имел в Московском княжестве большую силу и влияние, чем в других, например в Рязани. И лишь поэтому великие князья московские «не считали нужным договариваться с удельными князьями их княжения»¹⁶⁸

В действительности великие князья обычно не препятствовали удельным князьям вносить частичные изменения и дополнения в местное пошлинное обложение. Однако законную силу такие нововведения приобретали лишь с одобрения великого князя. Так, удельный князь московской линии Андрей Васильевич Меньшой, увеличив в своей отчине количество таможенных пошлин против старых обыкновений, обращался в своем завещании (около 1481 г.) к великому князю Ивану Васильевичу: «А что есми в своей вотчине на Вологде в городе прибавил пошлин в тамзе и в иных пошлинах, или будут мои пошлинники что прибавили пошлин; и господин бы мой князь велики пожаловал учинил пошлины все по старине, как было при моем отце при великом князи».¹⁶⁹ Сбор мыта, полагали Н.Я. Аристов и И.Я. Рудченко, главным образом шел в пользу удельных князей, но право их на учреждение мыта постоянно ограничивалось договорами как с великими князьями, так и с другими областями, в свою очередь ограниченными такими же взаимными договорами.¹⁷⁰

Великие и удельные князья делили и завещали таможенные сборы своим ближайшим родственникам. При этом они нередко дробили право пошлинного сбора по частям. Так поступали и московские князья, которые перед уходом в мир иной составляли духовные грамоты (завещания), особо оговаривая долю каждого наследника. При этом супруге — великой княгине — обычно доставалось «осмничее», а сыновьям и сиротам-племянникам — города с волостями, деревни и села с правом взимать в них тамгу и мыт. Старшему сыну всегда завещалась лучшая доля, значение которой с течением времени все больше приближалось к достоянию всего государства.

Говоря об этом, следует согласиться с Ю.Г. Алексеевым, что каждый из московских князей, «имея свой удел, был в то же время непременным владельцем своей доли в политической власти над столицей и в доходах с ее населения».¹⁷¹ Развивая этот тезис, отметим, что продолжительное время московская тамга, т. е. доходы от тамги и мытов, которые взимались в Москве и на прилегающей территории, являлась общим достоянием князей Московского дома: в 1339 г. Иван Калита (1304—1340) разделил ее между сыновьями; после бездетного Семена Гордого (1318—1353) средний сын Калиты, Иван II Красный (1326—1359), перед смертью снова разделил всю «московскую тамгу» на равные доли между сыновьями Дмитрием и Иваном, а также племянником Владимиром (1353—1410), сыном младшего брата Андрея (1327—1353). Супруга князя Ивана II, Александра, по завещанию получила третью часть «из дву жеребьев» московской тамги, доставшихся ее сыновьям. Вдова Ивана Калиты,

Ульяна, продолжала владеть «осмничим» (после смерти княгини оно было поделено на четыре равные части, между Дмитрием, Иваном, Владимиром и Александрой).¹⁷²

Дмитрий Донской (1350—1389) завещал в 1389 г. сыновьям свои две доли из трех «отчины Москвы» (его брат, князь Иван, умер бездетным, а кузен Владимир волен был распоряжаться доходами со своей трети). В наследство старшему Василию передавалась половина «от двою жеребьев», или третья часть Москвы и «городских пошлин», исключая, однако, тамгу. Другая половина, тоже равная третьей части Москвы, делилась между остальными сыновьями великого князя — Юрием, Андреем и Петром. Одновременно жене Евдокии завещалась третья часть московской тамги (половина от «двух жеребьев»). Третью же часть московской тамги должны были поделить между собой все его сыновья.¹⁷³

Василий I (1371—1425) передал сыну, будущему великому князю Василию II Темному, свою отчину — третью часть Москвы, которой ранее его благословил отец. Жена Софья наследовала третью часть «московской тамги», ранее принадлежавшую покойной матери князя, и треть других московских пошлин, право на которые принадлежало завещателю: «Треть тамги московские и всех пошлин в городе на Москве, свои жеребей».¹⁷⁴ Ранее князь Владимир Андреевич Серпуховской в своей духовной грамоте (1410) завещал «свою треть тамги московские и восмничее, и гостиное, и весчее, и пудовое, и пересуд <...> и все пошлины московские» жене Алене.¹⁷⁵ В 1433 г. галицкий князь Юрий Дмитриевич также завещал сыновьям вотчину свою в Москве, т. е. «свои жеребей», в том числе право на сбор тамги и других пошлин, которыми благословил его в 1389 г. отец Дмитрий Донской.¹⁷⁶ Все это говорит о том, что в удельное время великие московские князья еще не стремились к передаче «московской тамги» в руки старших своих сыновей.

Во второй половине XV в. положение изменилось. Так, Василий II (1415—1462), к концу жизни сосредоточивший в своих руках весь московский удел, передал старшему сыну Ивану «треть в Москве», в том числе треть «московской тамги». Юрию и Андрею досталась другая треть, ранее числившаяся за князем Владимиром Серпуховским. Оставшаяся треть московской отчины со всеми доходными статьями (путями) и всеми пошлинами, включая тамгу, передавалась Борису и Андрею Меньшому: «А что моя тамга московская, и яз даю своему сыну Ивану треть тамги и со всеми пошлинами, а другую треть, княжу Володимерову, сыну своему Юрью да Ондрею Болшому по половинам (через год должны были сменять друг друга. — М.Ш.), а третью треть даю сыну своему Борису да Ондрею Меншому по половинам». Впрочем, право на половину дохода от трех третей «московской тамги» и всех других московских пошлин традиционным образом было закреплено за женой Марией.¹⁷⁷

Иван III вступил на великое княжение без формальной санкции Орды, нарушив тем самым важнейшую из прерогатив ханской власти, и никогда не бывал в Орде. Уничтожив в 1478 г. Новгородскую боярскую республику, он уравнял ее со всеми другими московскими землями.

В 1485 г. капитулировала Тверская земля. Ее административно-политическая система также подверглась перестройке, а жители были приведены к присяге, став подданными великого князя московского. Аналогичным образом в состав Русского государства вливались и другие княжества Северо-Восточной Руси, включая уделы младших братьев Ивана III. Великие и удельные князья, лишенные какого-либо самостоятельного значения и перспективы, повсеместно становились служилыми людьми и подданными государя всея Руси. Таким образом преодолевалась удельная система и создавалась новая политическая система Русской земли, формировалось «целостное государство с единым политическим центром, с единым реальным правительством».¹⁷⁸

Успехи, достигнутые в объединении страны, позволили Ивану III (1440—1505) в его завещании «закрепить верховные права удельных князей в ограниченном объеме».¹⁷⁹ Одновременно он в 1504 г. передал старшему сыну Василию (1479—1533) целый ряд политических преимуществ: «...до сих пор, — отмечал В.О. Ключевский, — все князья сонаследники совместно по участкам владели городом Москвой; Иоанн III предоставил финансовое управление всей столицей, сбор доходов с нее одному великому князю, равно как ему же принадлежал и суд по важнейшим уголовным делам во всем городе Москве и в подмосковных селах, доставшихся в удел его младшим братьям».¹⁸⁰

<<   [1] ... [22] [23] [24] [25] [26] [27] [28] [29] [30] [31] [32] [33] ...  [88]  >>